Валерия. Роман о любви - Юлия Ершова

Следующей к гробу шагнула бывшая подчинённая новопреставленной, Светланка. Без очков её не узнать, стала она дородная, как купчиха из прошлого века, а на голове модельная стрижка. Светланка коснулась губами венчика и тут же отпрянула от гроба, забыв перекреститься. Её место занял глубокий старик Пётр Миронович, тоже бывший подчинённый, который с придыханием склонился над усопшей и пробормотал: «Что же ты, дочка, здесь должен лежать я…» Но его тоже никто не услышал, кроме усопшей и ангелов над ней. Следом потянулись соседи, одноклассники и люди с незнакомыми Алле лицами, отчего она растревожилась.

Цепь замкнула незнакомая девушка, худенькая, закутанная в чёрную шаль, как правоверная мусульманка. Алла вздрогнула и напрягла спину. Незнакомка тянула за собой седого коротко остриженного мужчину с мрачным лицом, который едва переставлял ватные ноги и смотрел на гроб потерянным взглядом. В мужчине едва угадывался бравый Янович. Первым врага признал Алька. Злоба ударила ему в виски, а глаза вспыхнули яростью. «Вон отсюда!» — сдавленным голосом вскричал он и выпятил грудь, и мрачный Янович зашатался.

— Прости и позволь, — взмолилась девушка, которую приняли за мусульманку, и шагнула навстречу разъярённому Альке.

— Сынок, позволь, — поддержал незнакомку Константин Задорожный. — И прости.

— Мы в доме Божием, — подключилась Алла, сжимая руку Альке. — Прости. И позволь. — По граниту пола стукнули её каблучки.

Настроенный на бой рыцарь опустил глаза. Ну что ж, если она так хочет…

Мрачный Янович вырвался из рук своей спутницы и прильнул к любимой суженой, так и не ставшей ему женой.

— Я знаю, ты слышишь меня. Ты — рядом. Я убил тебя. Я — чудовище. Но любовь наша прекрасна, убить её невозможно. Даже я не смог. — Янович сглотнул новый комок боли и продолжил: — Почему ты не поверила мне? Почему не взяла с собой? Я готов страдать, но смириться — нет! — С каждым словом он наклонялся всё ниже, и вот уже казалось, он дышит в лицо новопреставленной.

Рука священника легла на плечо сгорбленного Яновича, и он всем телом ощутил твёрдость божественной десницы.

— Мы все стоим у таинственной двери, — сказал батюшка, отстраняя Валеру от гроба. — Всем суждено пройти через неё. Варвара теперь пребывает в нездешних обителях. Назад пути нет. Может быть, кто-то из нас уже сегодня последует за ней.

— Нет. Это несправедливо, — ответил Янович и скривил лицо. Ему казалось, что на губах его разлилась желчь и затекает в горло. — Она так молода. И не успела ничего… пожить не успела.

— Брат мой, ты давно не был на кладбище. Посмотри на могилы, и увидишь, кого больше, молодых или старых, лежит в земле.

Янович потерял голос и задохнулся на слове «несправедливо», батюшка опять сжал его руку и продолжил:

— Когда смерть постучала в наш дом или в дом наших близких, надо не только предаваться печали, но и задуматься. Нам для того и дан разум, чтобы пытаться всё осмыслить, — сказал священник и оглядел присутствующих. Рассеянный шёпот стих. — Дайте ему стул, — указывая на Яновича, обратился он к помощникам, а сам прошёл к ногам усопшей.

— Она теперь, — провозгласил священник, и от него на окружающих покатила волна отрезвления от мира. Многие из присутствующих ощутили, как прояснилось их сознание, они тотчас же увидели суть простых вещей, о которой даже не задумывались до сего скорбного дня, — пребывает в нездешних обителях. Вместо слёз, вместо рыданий, — священник взглядом пронзил лицо Яновича, до сих пор скривлённое от привкуса желчи во рту, — вместо пышных гробниц — наши о ней молитвы, милостыни и приношения, дабы таким образом и ей, и нам получить обетованные блага. Этот случай лишний раз доказывает, какая тонкая грань отделяет нас от смерти.

Есть люди, которые не хотят задумываться над смертью, стараются отмахнуться от неё. Но это недостойно человека. Что произошло, что стало с человеком, который любил, думал, трудился, надеялся? Неужели всё это улетучилось, исчезло навсегда? Иные, закрывая крышку гроба, говорят: всё кончено. Но в действительности мир устроен иначе. В мире ничто не кончается и не исчезает бесследно. Так и наше тело, умирая, возвращается в круговорот природы, в Мать Землю, и над нашей распавшейся плотью поднимаются травы, цветы и деревья. Поэтому и Библия говорит нам: «Всё произошло из праха и всё возвратится в прах». Но вправе ли мы сказать, что наша жизнь исчерпывается телом? Разве человек потому человек, что он имеет глаза и уши, что он спит, и ест, и двигается? Ведь тогда бы он не отличался от животного. Человек способен познавать мир, строить сложнейшие машины, создавать произведения искусства, прежде всего потому, что у него есть разум, дух, мысль. Он знает о добре и зле, потому что у него есть совесть, чувства. Но разве они состоят из веществ, которые образуют землю? Разве можно их пощупать, взвесить, увидеть? Нет. Не могут они распасться, как тело. Мы не можем спрятать в могиле дух человека. Куда же он девается? Если тело возвращается к природе, то дух идёт в незримый мир духа. И это есть момент подведения итога всей жизни человека. Из всех существ на земле только мы отвечаем за свои поступки, за свою жизнь. И как страшно душе, которая увидит, что прожила её неправильно. А что значит правильно? Древняя мудрость Святого Писания даёт нам ответ. Человек должен служить другим, должен отдавать себя людям, должен духовно обогащать свою душу и тем самым обогащать других. Даже те, кто не знает Закона Божия, могут найти это правило в глубине своего сердца. Бог начертал свой закон в нашей совести. Нужно только научиться слушать её голос.

И вот люди совсем перестали шептаться и ходить. Десятки ясных глаз смотрят на священника и видят нездешние обители.

— Сейчас вы пойдёте на кладбище, — вздохнул батюшка, — увидите памятники и венки. Понесёте свои венки. Нужно ли всё это ушедшему? Нужны ли ему наши поминки, цветы и прочее? Нет, это всё выражение нашей печали, нашей благодарности или уважения. Помните, — батюшка поднял палец, — человек, ушедший туда, ждёт от нас только одного — молитвы. Пусть многие из вас не умеют молиться, но все скажем из глубины души: «Упокой, Господи, душу усопшей рабы твоей Варвары». А Церковь будет молиться, чтобы Господь простил ей грехи.

— Батюшка, я раб Божий Дмитрий, благословите. — К священнику подскочил человек средних лет, с бледным от испуга лицом. На церемонии он стоял рядом со Светланкой и усердней её молился. Та подавала ему носовые платки, а когда к гробу подошёл Янович, что-то зашептала на ухо. — Батюшка, у меня в руках потухла свеча во время молебна. К чему это? Чего опасаться?

Батюшка звякнул кадильницей и ответил:

— Дмитрий, не нужно быть суеверным. Опасаться вам следует не свечки, а грехов, которые вы совершаете. Для того чтобы жить в мире с Богом, необходимо в церковь ходить, исповедоваться и причащаться.

Дмитрий задышал порывисто и поджал нижнюю губу, к нему подошла Светланка и опять что-то зашептала на ухо. Священник, завершая печальную церемонию, опять обратился к людям:

— Мы, люди верующие, имеем великое утешение, которое помогает нам пережить кончину близких, — молитву за своих усопших. И эта молитва, как нить, соединяет нас и мир людей уже ушедших.